Любовь и Рим [= По воле рока ] - Лора Бекитт

Молодую женщину умилила простота и относительная строгость обстановки: здесь не было тех изысканных отделок и массы безделушек, что окружали человека в Риме.

Вернувшись в атрий, она увидела Децима. Он довольно безразлично поприветствовал сестру и столь же вяло велел Веллее распорядиться насчет обеда. Все прошли в весьма незатейливо отделанный и обставленный триклиний: штукатурка из смеси растолченного кирпича, песчаника и мрамора, без росписи на стенах, каменный пол и простые деревянные стол и ложа.

На обед подали солонину с крутыми яйцами, овощи, паштет из дичи и три сорта вина. Во время трапезы разговор не клеился: Децим имел скучающий вид и, казалось, с трудом сохранял вежливость – его молчание было холодным и угрюмым. Ливия не узнавала своего брата: он выглядел странно расслабленным, равнодушным и вялым и совсем не походил на того изящного, живого, веселого и беззаботного молодого человека с искрящимися зелеными глазами, какого Ливия привыкла видеть в Риме.

Децим почти не смотрел на свою юную жену. Ливия заметила, что Веллея бледна, под ее глазами темнеют круги, и она почти ничего не ест. Когда обед закончился, Ливия отозвала невестку в сторону и задала несколько откровенных вопросов. Веллея отвечала тихо, не поднимая глаз, полная скрытой тоски и испуга, испуга юной души, перед которой впервые раскрылись некие незнакомые стороны человеческой жизни и окружающего мира. Услышав все, что хотела знать, Ливия успокоила юную женщину и подбодрила ее как могла.

Под вечер она вышла прогуляться вместе с братом. Они шли под сенью великолепных столетних деревьев, глядя на лежащие на земле густые холодные тени.

– Вижу, ты не слишком рад здешней жизни, Децим?

Он на мгновение остановился, рассеянно глядя куда-то вверх, туда, где вздымались и, казалось, плыли в небе зеленые волны холмов.

– Чему я могу радоваться вдали от Рима?

– Уединению. Возможности удалиться от суеты большого города, уйти в самого себя. Не мы ли часто говорили о том, что жизнь в Риме полна неудобства и пустоты, вечного движения без цели?

– Так вот чем я должен утешаться? – с иронией произнес Децим. – Только не говори, что о том же самом мечтал Луций Ребилл!

Ливия пожала плечами.

– При чем тут Луций?

– Знаешь, Ливия, – в голосе Децима звучало скрытое раздражение, между тем как взгляд оставался отрешенно-холодным, – каждый шаг человека – это соприкосновение с богами и законом, но вот ты как-то сумела обмануть первых и обойти второй. А еще говорят, упавшая звезда никогда не возвращается на небо! Ты спала с Гаем Эмилием еще до того, как вышла замуж за Луция. (Щеки Ливий пылали; Децим никогда не выражался так прямо и резко, он всегда казался вежливым, покладистым, радостно-беспечным.) А потом убежала с ним от мужа. Эти два поступка заслуживали самого сурового наказания, но тебе все сошло с рук! Захотела развлечься с любовником и развлеклась, пожелала вернуться к мужу и вернулась. А я? Да, я не стал служить в армии, не собирался заниматься политикой: за это меня сослали сюда. Скажи, разве я был достоин такого приговора?

Ливия долго молчала. Они миновали рощицу и вышли в поле. Здесь был чистый, прямо-таки сверкающий воздух, и ветер привольно метался над землей, он разносил по округе запахи нагретых солнцем трав и свежей листвы.

– Децим, разве ты не знаешь, что твоя жена ждет ребенка? – тихо спросила молодая женщина.

Он нервно передернул плечами.

– Да?

– Она такая юная и неопытная, что даже не понимает, что с ней происходит.

– Ты ей объяснила?

– Пришлось, – сказала Ливия, глядя брату в глаза.

– Может, ты помогла бы ей понять еще что-нибудь? В первую ночь я чувствовал себя настоящим насильником, да и потом тоже. Много ли она знает слов, кроме «да» и «нет»? Она вздрагивает от звука моего голоса, я не могу различить ее в толпе рабынь! И все это – прихоть моего отца, который сосватал мне эту овцу, чтобы я помнил, какой я пастух!

– Значит, все-таки плохо жить без любви? – спросила Ливия.

– Опять ты за свое! Да при чем тут любовь?

– Тогда в твоих силах сделать Веллею другой.

– Такой, какой Луций сделал тебя?

Ливия чуть повела бровями. В эту минуту ее всегда столь выразительное лицо выглядело холодным, словно выточенным из камня. Она ничего не ответила, а тем временем Децим продолжил довольно развязным тоном:

– Ты никогда не задавалась вопросом о цене своего нынешнего благополучия, Ливия? Вы снова сошлись и теперь, должно быть, проводите бурные ночи, а уж днем Луций наверняка только и мечтает о том, как его изберут эдилом! Клянусь громовержцем, так и будет, а еще через несколько лет он наденет тогу с пурпурной каймой!

– К чему ты клонишь?

– Тебе не приходило в голову, каким образом имя Гая Эмилия могло попасть в проскрипционные списки? Цель жизни твоего супруга в погоне за высшим и единственным благом – властью – и преклонении перед величайшим божеством – деньгами. У таких людей всегда очень четкие представления о том, как устроен мир, и если они встречаются с чем-то непонятным, начинают теряться. Но потом собираются с силами и устраняют препятствия, неважно, за счет чего и как. С тобою проще – в конце концов Луций сообразил, что тебя можно взять речами о любви и клятвами в вечной верности. Ты полагаешь, он все тебе простил и не таит никакой обиды? Да, ему нужна именно ты, потому что союз с тобой сулит ему такую поддержку, какой он не получит нигде. В Риме все решают личные связи, а потому без помощи нашего отца твой умный и честный Луций никто и ничто! К тому же зачем будущему сенатору лишние слухи и грязные сплетни? Взвесив все это, он решил пожертвовать мужской гордостью ради равновесия в своей жизни. Что касается Гая Эмилия… Когда-то я предупреждал: он поплатится за вашу связь своим положением, имуществом, а, возможно, и жизнью. Так и случилось. Когда ты сбежала из дома, Луций пришел к нам; он прекрасно знал, что Гаю Эмилию грозит смерть и конфискация всего, что он имеет, и я сразу понял, что твой муж приложил к этому руку. Он служит в магистрате, ему ничего не стоит донести на того, у кого есть что отнять!

Ливия побледнела. Она замерла, прижав руки к груди; в ее сердце полыхал огонь, но разум оставался холодным и твердым. Да, это могло быть правдой. Она вспомнила историю с письмом, попавшим в руки Луция. Конечно, ведь она сама подозревала, что именно муж донес на Гая. Правда, потом подозрения утихли… Мог ли Луций, такой мнительный, обидчивый, самолюбивый, столь легко забыть прошлое? Вряд ли. Значит, он ей лгал? Неужели она всегда была только средством к достижению цели?

Вдруг она встрепенулась:

– Но я никогда не называла Луцию имени Гая Эмилия. Кто мог это сделать? Отец?

– Не знаю, – вяло произнес Децим, между тем как его глаза мстительно сузились – Может, и он. Почему бы и нет? Для него, как и для твоего супруга, то, что не соответствует их представлению об идеале, всего лишь постыдная слабость!